Евгений Сартинов - Охота на выбивание [СИ]
— Странно, — пробормотал он, потом глянул на Демченко, сосредоточено фотографирующего труп, потом на Ветрова. Тот тоже был немало удивлен.
— Он как-то не так лежит, — предположит сторож, — Палыч словно сполз в озеро.
Да, если раньше вода только касалась подошв резиновых сапог хозяина «Дубков», то теперь тело лежало по колено в воде.
— Вода, поди, прибыла, — неуверенно предложил Соленов. Следователь окончательно откинул брезент, и увидел то, чего прошлым вечером точно не было. На зеленой материи армейской камуфляжной фуражки отпечатался рельеф подошвы резинового сапога.
— Так, и кто же тут из вас ночью приходил? — спросил Астафьев. — Кто тут топтался?
Все начали пожимать плечами, переглядываться.
— Ну, хорошо, — он обернулся к Соленову. — Снимите тело, как есть, особенно этот след.
Пока Соленов снимал, на ум Астафьеву пришла неожиданная мысль. Он нагнулся, расстегнул пуговицы камуфляжа, и… Стоящий рядом с ним Юрий даже присвистнул.
— Это что такое? — спросил он.
Да, сегодня рана Сомова выглядела, по крайней мере, в три раза больше, чем вчера. В грудь старика, словно снаряд попал. Мясо словно вывернули наружу, были видны даже какие-то явные надрезы.
— Это уже, как это, негро, негро… — забормотал Демченко.
— Некрофилия? — спросил Астафьев.
— Ну да.
— Да, какая уж тут любовь, скорее, глумление над трупами, — поправил Юрий.
— Может, зверье, какое выело? — неуверенно предположил Прокопьев.
— Да, зверье только на двух ногах, и ножичком хорошо пользовалось, — ехидно заметил Соленов. — И не лень ему было ночью идти в такую даль ковырять труп?
— Кому, ему? — не понял Демченко.
— Зотову, кому же больше, — подсказал стоящий позади всех Васин, — пулю выковырял, и думает, что теперь никто ничего не докажет.
— Не знаю, кто это сделал, — решил Юрий, — но раз вы все засняли, то давайте грузить тело на брезент, и понесли его.
Нести мертвого человека всегда тяжело, даже если это с виду такой щупленький старичок. Тропинка была для них четверых слишком узкой, поэтому то одна, то другая двойка носильщиков была вынуждена, с чертыханьями и матерками продираться сквозь кусты и другую поросль рядом с тропинкой. Через полтора часа столь изнурительной работы они, наконец-то оказались рядом с базой. Проходя рядом с местом убийства Максимова, следователь увидел рядом с телом сидящую на пеньке, закутанную в плащ-палатку Веру. Увидев весь печальный кортеж, она поднялась, и пошла вслед за ними.
— Аркадия тоже надо перенести в помещение, — сказала она, тронув Юрия за плечо.
— Хорошо, сейчас мы перенесем и его, — согласился Астафьев.
Сомова положили в прохладный подвал большого здания столовой.
— Все, мужики, надо передохнуть, — взмолился после этого самый толстый из всех Демченко. — Аркашка никуда уже за эти полчаса не убежит.
Они перекурили, приняли по сто грамм коньяка, принесенного из своей машины Вадиком. Когда же они вернулись к телу Максимова, Вера по прежнему сидела рядом, вся нахохлившаяся, без грамма грима, похожая больше на ведьму, или многоопытную вдову.
— Вы, что, так и сидели тут все это время? — удивился Юрий.
— Да, — коротко сказала она, — а то он бы нож сразу бы выдернул. Поди, потом, докажи, что это не он Аркадия убил.
— Почему он бы его выдернул? — не понял следователь.
— А это его нож.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Он свой ведь так и не нашел, хотя искал долго и упорно. Пол леса на карачках исползал.
В это время на дорожке показался сам источник злобы Веры Зотовой. Александр Иванович выглядел крайне неважно. Лицо осунулось, от былого гонора не осталось и следа. Теперь особенно было заметно, что он гораздо старше своей жены.
— Ну, что, господин Зотов, как ваши дела? Вы нашли свой нож? — спросил Юрий.
— Нет! — резко ответил тот. — И куда он мог деться, не представляю даже.
— У него были какие-то особенные отличия? — спросил Астафьев.
— Да, нет, — Зотов пожал плечами, но тут свой голос подала Вера.
— Врешь, были.
— А, да! — Зотов сморщился. — Гравировка на лезвие. Я к ней уже привык, не замечаю.
— И что там было? Что за гравировка?
— Как обычно: Z и А. Зотов Александр. З латинское, как Зет немецкое.
Юрий понял, что эти буквы он уже не раз видел в своей жизни. В Кривове было несколько магазинов, принадлежавших Зотову, и в венке под его профилем сияли именно эти две буквы.
— Ну, что ж, — Астафьев посмотрел на Соленова, и тот послушно поднял свою видеокамеру. — Тогда мы начинаем процедуру изъятия ножа, которым был убит Аркадий Михайлович Максимов.
Он нагнулся, и осторожно, двумя пальцами вытянул нож из раны. Крови на нем не было, но это не удивило Астафьева, после таких дождей трудно было рассчитывать на что-то традиционное. Зато на нем прекрасно были видны две буквы, латинская буква Z и международное А.
ГЛАВА 4
— Сволочь, — сказала Вера, но это прозвучало не как утром, зло, а негромко и устало. Она развернулась, и ушла. Проследив взглядом, как силуэт женщины скрылся за деревьями, Астафьев обернулся к Зотову.
— Это ваш нож, гражданин Зотов?
Тот облизал губы, потом кивнул головой.
— Да, мой. Только Аркадия я не убивал. Я не знаю, это кто-то нашел мой нож, и убил его.
— То есть, вы отказываетесь признавать свою вину? — уточнил Юрий.
— Да, я его не убивал.
— Хорошо, это будет зафиксировано в протоколе.
По идее надо было после этого объявить подозреваемому о мере пресечения, но в тех условиях, в каких они вынуждены были обитать, это казалось большой глупостью. Запирать его было негде, все коттеджи вместо замков имели шпингалеты, разве что в том погребе, где лежали трупы.
— Ну что ж, парни, давайте брезент, — велел Астафьев.
— Ну вот! Ехал на охоту, а попал на погрузочно-разгрузочные работы, — устало пошутил Демченко.
— А говорят, что на перевозке трупов обычно используют пятнадцатисуточников. Нам то кто давал пятнадцать суток? — попробовал пошутить Вадик, но улыбкой его никто не поддержал.
Через полчаса Максимов составил компанию своему гостеприимному хозяину.
Когда Юра-Штурман повесил замок на подвал, Прокопьев взглянул на часы, и заметил: — Время еще десять часов, а словно полдня прошло. Жрать, однако, хочется. Что бы нам такое сообразить? У меня харчи почти кончились.
— Как ты, есть-то, можешь? Тут эти трупы, а ты о еде? — спросил Васин. Потом он чуть задумался, и согласился. — Вообще-то, можно было что-нибудь сожрать. Я вчера только обедал. Потом Палыч весь аппетит отбил. Что бы, действительно, такого съесть?
— Как что, уток надо потрошить, — предложил Демченко.
— Ну, это долго, — скривился Васин.
— А быстро только кошки рождаются, Коля, — скривился Демченко. — Давайте тогда, собирайте, что у кого осталось, и айда в беседку. После вчерашнего перепоя мне как-то легче на воздухе.
Харчей у народа осталось еще много, по крайней мене на завтрак хватило всем. Завтракали в беседке, под аккомпанемент все непрекращающегося дождя. Сначала настроение было тягостное. Помянули Аркадия, потихоньку, с оглядкой на Императора позлословили о возможном убийце Максимова. Но постепенно публика «разогрелась», пошли тосты, анекдоты, благо спиртного все привезли немеренно. Нашелся и еще один повод для веселья, дождь, наконец-то, начал утихать, и постепенно прекратился совсем. Резким контрастом всей этой веселой компании смотрелись супруги Зотовы. Они и сидели по разные стороны стола, и выглядели как на настоящих похоронах. Вера почти ничего не ела, только все потягивала темное, тягучее вино, "Черный лекарь", запас бутылок, которого в багажнике "Ланд Крузера", казалось, был неисчислим. Сам Зотов пил только водку, причем в таких количествах, что было удивительно, как он еще держатся на ногах.
Неожиданно в разговор мужчин вмешалась Вера.
— Как вы так можете шутить, когда двое ваших товарищей лежат сейчас мертвыми?! Неужели вам ничуть их не жалко, не страшно, не жутко?
Охотники переглянулись.
— Ну, Вера… Олеговна, — Прокопьев с явным трудом вспомнил отчество Зотовой. — Мы вот с Юркой, например, люди военные. Это уже у нас было и не раз. В том же Афгане. Сидишь так же вот, беседуешь с мужиками, спирт пьешь, а потом вылет, и через час его уже несут мертвым. А бывало и так, что там оставались, и хоронить было нечего…
Он замолк, а в разговор вступил Демченко.
— Мы же, Оля, тут все охотники. Это только Колька вон крови боится, а так… Животное иногда более жалко, чем человека. Я, помню, подошел одну косулю добить, нож вытащил, а она голову подняла, взглянула на меня… А глаза у них красивые, как у женщин. Так и не смог ее добить, Сомова тогда попросил.
— Все равно это жестоко, — она замолкла и отвернулась. Все немного помолчали, потом разговор невольно перешел на покойного Сомова и судьбу его турбазы.
